В нашей стране святочные рассказы стали особым рождественским подарком для читателей XIX века. Они печатались в специальных альманахах, сборниках и даже газетах. Как эволюционировал этот жанр в русской литературе? Когда образ Деда Мороза впервые появляется в творчестве отечественных писателей? Почему такие явления, как колядование, ряжение, гадание занимают важное место в нашей культуре? На эти и другие вопросы ответила Елена Викторовна Аверина – старший преподаватель кафедры теории и методики редактирования факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова.
В конце декабря у нас всех появляется праздничное настроение. Мы планируем, какие подарки подарим близким, какое меню будет на нашем новогоднем столе. Однако наши предки день зимнего солнцестояния (ночь с 21 на 22 декабря современного календаря) называли праздником бога Карачуна. Этот бог, действительно, был очень сердитым и его приход не сулил людям ничего положительного?
Славянская мифология очень по-разному представляет образ Карачуна. Его называют и темным богом подземного царства, и богом зимы. Иногда его даже считали одной из ипостасей Темного Велеса, называемого скотьим богом, покровителем домашнего хозяйства. Несмотря на то, что у образа Карачуна существовало много разных трактовок, все они, так или иначе, признавали, что это божество, которое обладает суровой и мощной силой. Конечно, наши предки считали, что это очень грозный бог. Но давайте вспомним о том, что Карачун – это бог зимнего коловорота, периода, когда наступает самая длинная ночь. Разумеется, славяне воспринимали его, как бога смерти и гибели всего живого.
Тем не менее, Карачуна почитали вместе с другими богами, проявляли к нему уважение, но не только потому, что этого бога боялись, а потому, что уважение народа проявлялось ко всему божественному пантеону.
Очень важно отметить то, что после того как день идет на убыль и торжествует самая длинная и холодная ночь в году, на следующий день совершается перерождение, и смерть выступает необходимым атрибутом для продолжения всего жизненного цикла, как бы страшно это ни звучало.
И название бога «Карачун» означает, что он «окорачивает» - завершает старый год перед рождением нового года и нового солнца на Коляду. Естественно, момент, когда солнце уходит под землю, покидает этот мир, был очень страшным. Ведь это означало то, что на поверхность выходили все злые существа, духи, которые боялись солнечного света. Мертвым становилось проще преодолевать порог между двумя мирами и воздействовать на живых людей. Да, и живые, в свою очередь, как в сказке, могли оказаться по ту сторону яви.
Эти пять дней перед зимним солнцеворотом наши предки считали самыми опасными – время Кощеево. На что Кощей ни взглянет, всё вянет. В этот момент необходимо было прощаться без сожаления со всем старым и отжившим, чтобы встретить вновь народившееся солнце, вступить в новый годовой цикл без мёртвого груза за плечами.
В ночь Карачуна в явь приходили души наших пращуров для того, чтобы проверить то, как мы жили – по правде или по кривде.
Стоит отметить, что приближение Карачуна не праздновали, и считалось, что это время дано людям для того, чтобы максимально очистить душу, жилище, избавиться от всего старого, отдать долги. Таким образом человек должен был освободить себя от всего того, что должно было уйти вместе с этим старым солнцем, годом и подготовиться ко дню Карачуна.
Когда же встречали Коляду, то появлялись ряженые, которые пели песни, танцевали, ходили по домам и собирали подношения, угощения и плату. Удивительно, что и в ночь Карачуна также было принято ходить по домам и дарить подарки друг другу. Естественно, существовали обряды, связанные с проводами Карачуна, направленные на массовое объединение людей. Все собирались у одного большого костра и помогали друг другу «пережить» эту ночь, ведь считалось, что одному в эту ночь находиться нельзя.
И именно это единение людей показывает, что Карачун, конечно, с одной стороны, суровый и грозный бог, но, с другой стороны, он побуждал людей объединяться, совершать добрые поступки. Также считалось, что Карачун подпитывает свою силу дурными поступками людей. А для того, чтобы ослабить его злой дух, который может заморозить все, что угодно, надо просто правильно себя вести и «жить по правде».
Давайте поговорим о зимних праздниках, которые отображались в произведениях русских писателей. Вы не могли бы рассказать о том, как Дед Мороз появился в русской литературе? В 1840 году вышла книга В.Ф. Одоевского «Сказки дедушки Иринея», в состав которой вошла сказка с участием «морозного» героя. Это был прообраз современного волшебника?
Конечно, этот образ от традиционного и привычного нам еще очень далек. Потому, что детский Дед Мороз, которого мы сегодня себе представляем – это персонаж, который появился только в 30-е годы XX века, когда после нескольких лет запретов была вновь разрешена елка и другие атрибуты Нового года. До этого момента на рождественских елках, разумеется, не было ни Деда Мороза, ни Снегурочки. И нужно было создать какой-то объединяющий образ, который, скажем, целенаправленно разрабатывали.
Таким образом, появился образ Деда Мороза, который опирается и на литературную, и на фольклорную традицию, и на сказки. Однако, как мы уже говорили, славянский Мороз – это языческое божество, которое было достаточно суровое и к доброму дедушке, который приходит с подарками, не имело никакого отношения.
Надо сказать, что даже Одоевский в сказке «Мороз Иванович», которая входит в цикл «Сказок дедушки Иринея» рисует образ уже подобревшего Мороза. При этом сюжет произведения очень близок к народной сказке «Морозко». Стоит отметить, что Мороз у Владимира Федоровича, так скажем, очень очеловеченный. Недаром писатель дает ему отчество – Иванович. Если вспомнить сказку, то Морозко, конечно, был более жестоким персонажем, ведь даже девицу-ленивицу он отправил насмерть замороженную домой, а у Одоевского Мороз Иванович только проучил ее, вместо серебра преподнеся сосулю. Таким образом, обрядовый Мороз и сказочный Морозко здесь объединяются в один персонаж, но, тем не менее, в литературе образ Мороза не всегда складывается таким положительным и добрым, как Мороз Иванович у Одоевского.
Вспомним хотя бы поэму Николая Алексеевича Некрасова «Мороз, Красный нос». Согласитесь, что в этом случае от Мороза и Мороза Ивановича остается только то, что Мороз трижды спрашивает у крестьянки - замерзла она или нет. В целом никаких наград и сожаления к людям у него нет, и это достаточно жестокий Мороз, который управляет зимой. Конечно, некрасовский Мороз суровее, чем Мороз Иванович у Одоевского.
Не зря же народные пословицы гласят: Мороз и железо рвет, и птицу на лету бьет. И если Владимир Федорович смягчает финал, то Некрасов, наоборот, рисует образ Мороза далеко не великодушным и всепрощающим. У Николая Алексеевича он, с одной стороны, «царство свое убирает в алмазы, жемчуг и серебро», наводит внешнюю красоту, но, с другой стороны, создает некую иную реальность, в которую можно уйти. По сути, эта реальность – смерть. И ждать пощады от Мороза никому не приходится... Да, он соблазняет крестьянку Дарью рассказами, сладкими речами, чем создает пленительную иллюзию, но она из этого сна уже не возвращается, Мороз ее губит.
У Некрасова, конечно, складывается образ Мороза-художника, который украшает лес, свое царство. Кстати, детям в школе задают читать только отрывок о Морозе-художнике, но, на самом деле, это жестокий и суровый персонаж.
А потом образ Мороза эволюционировал в литературе?
Интересный образ Мороза-художника мы встречаем у Островского в пьесе «Снегурочка». Здесь Мороз любит, оберегает Снегурочку и понимает, что она может погибнуть, когда придет Ярило и все разрушит. Он стережет Снегурочку и боится, что она может влюбиться и погибнуть от чар Ярилы, что в итоге и происходит. У Александра Островского Мороз выступает как художник и скульптор, который творит красоту снегом и льдом. Он воспринимает это как искусство, и ему очень обидно, когда Ярило все разрушает.
Также есть одноименный рассказ Чехова «Мороз», где этот образ воспринимается, как что-то тяжелое, вредное, он помеха, например, для проведения праздника. Один из героев даже называет его «сущая казнь!», когда речь идет о крещенском морозе «градусов в 28 с ветром». Конечно, планируются праздники, гуляния и их не хочется отменять потому, что мороз может помешать. Герои рассказа начинают вспоминать о том, какие трудности и испытания людям приходилось вынести при встрече с этим Дедом Морозом. Получается, что у Чехова он тоже выступает как грозная и суровая сила. Однако в этом рассказе важно то, что и старик губернатор, который говорит об этом, и его собеседники не просто вспоминают, как они пострадали от Мороза, но и жалеют всех остальных, кто сталкивается с его суровым нравом. Важно то, что герои, несмотря на мороз внешний, сумели сохранить тепло в душе, а сердца их не остудились – они сочувствуют водовозам, школьникам, «арестантикам в халатишках». И получается, что добро идет не от Мороза, а от самих людей.
Как мне кажется, самый добрый Дед Мороз, которого мы сегодня представляем себе в образе волшебника, изображен в стихотворении Есенина «Сиротка». Поэт рассказывает о девочке Маше, которая вышла на крыльцо, заплакала горькими слезами, а Мороз превратил ее слезинки в жемчужинки. Когда она честно сказала, что собрала эти жемчужинки, а не спрятала и не утаила, Мороз награждает ее. Это такой сказочный момент, в котором, вроде бы, есть мотивы сказки Морозко, однако, он принципиально другой. В том случае сказочный Мороз награждал тех, кто для него выполнял какое-то задание, а в этом случае он не заставляет девочку работать за вознаграждение, не испытывает ее холодом, не запугивает, а жалеет ее. Он сам награждает ее за эти слезы и дает себе характеристику: «Я ведь, Маша, очень добрый, я ведь дедушка-мороз».
И вот это и есть тот образ доброго волшебника, который дарит подарки, которого дети так ждали и ждут до сих пор. Отмечу, что это стихотворение Есенин написал в 1914 году, а в 30-е годы уже окончательно начинает формироваться образ Деда Мороза, который мы представляем себе сейчас. Это время, когда власть повсеместно разрешила ставить новогодние елки, украшать их, праздновать Новый год. Кто-то ведь должен был на этих праздниках встречать детей, объяснять, откуда берутся подарки, зачем нужны ели и так далее. Ведь изначально рождественские подарки готовили родители, и не было речи о том, что Дед Мороз эти подарки приносит.
Елена Викторовна, выдающийся английский романист Чарльз Диккенс заложил основу святочных рассказов. А в какой период в русской литературе начинается развиваться святочная тема?
Понятие «святочный рассказ» проникает в русскую литературу, пожалуй, раньше, чем появляются святочные рассказы Диккенса.
В 1826 году у Николая Полевого вышло произведение, которое называлось «Святочные рассказы». Сюжет строился вокруг того, что друзья собираются вместе в святочный вечер и рассказывают друг другу разные истории. Московские старики вспоминают какие-то исторические события, более того, вспоминают Святки как совершенно особый тип праздника, когда катались с горок, пели подблюдные песни, строили качели.
У Полевого довольно подробно представлена картина святочных увеселений, хотя какой-то поучительной истории в произведении нет. Однако, автор наталкивает читателей на мысль, что святочные рассказы могут существовать как отдельный жанр. И рассказ Полевого направлен, в первую очередь, на то, как отмечали Святки, какие истории связаны с этим праздником.
Отмечу, что Святки и Рождество в России воспринимались по-разному. Если Рождество – это, прежде всего, праздник религиозный, то народные празднования Святок с гаданиями и предсказаниями длительное время не имели такого религиозного смысла. В этом празднике переплетались языческие, народные традиции. Если вдуматься, то «Ночь перед Рождеством» Николая Васильевича Гоголя в каком-то смысле тоже святочный рассказ, однако, к жанру рождественского рассказа, который должен быть добрым, нести свет, содержать в себе какое-то преображение, он все-таки еще не относится.
Хотя мы, конечно, можем отнести «Ночь перед Рождеством» к жанру рождественского рассказала, несмотря на присутствие бесов и другой нечистой силы. Но не стоит забывать, что рождественский рассказ должен немного трансформироваться. Действительно, после Диккенса, который, конечно же, был переведен на русский язык и получил большую популярность в России, начинается бум святочных рассказов у нас в стране. И, конечно, святочные рассказы могли быть веселыми и грустными, смешными и страшными, могли иметь разный финал – трагический и счастливый, но чаще все же счастливый.
Николай Семенович Лесков в сборнике «Святочные рассказы» в части «Жемчужное ожерелье» сформулировал основные жанровые признаки святочного или рождественского рассказа. По мнению автора, важно, чтобы он был хоть сколько-то фантастичен, имел некую мораль, развенчивал какой-то вредный предрассудок и непременно хорошо оканчивался. И в этом смысле, если говорить о традиции русских святочных рассказов, то они, конечно, разные – есть рассказы с мистическим элементом, в том числе, «Ночь перед Рождеством» Гоголя, «Рождественская ночь» Григоровича или «Страшное гаданье» Бестужева-Марлинского.
Также есть много рассказов, в которых происходит чудо. Сюжет таких произведений, в основном, строится вокруг бедных героев, у которых ничего нет, которые ни на что не надеются, но происходит что-то особенное и их жизнь меняется. Рождество дает им новую жизнь, в которой появляется свет. В этом отношении «Рождественская ночь» Константина Михайловича Станюковича прекрасное и волшебное произведение. Можно говорить и о нравоучительных святочных рассказах, в которых содержится какой-то дидактический элемент. Например, «Прохожий» Дмитрия Григоровича и «Приключение в маскараде» Владимира Панаева. Конечно, далеко не все эти рассказы, как утверждал Лесков, имеют радостный конец.
На мой взгляд, настоящим шедевром святочной литературы можно назвать рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке». Посмотрите, всю трагедию этого мира, которую Федор Михайлович вместил в несколько страниц произведения, хватит ни на один роман. И это произведение, действительно, намного больше, чем рассказ о каком-то одном единичном происшествии. Безусловно, эту историю невозможно читать без слез и понятно, что популярным детским чтением этот рассказ никогда не станет. Достоевский в своем рассказе выразил очень важную мысль о том, что у праздника всегда есть две стороны. Там, где для одних начинается шумный праздник с иллюминациями и радостью, для других все выглядит совсем иначе – это голод, гибель, мороз. Кстати, такое направление святочного рассказа есть не только в русской литературе, достаточно вспомнить Ганса Христиана Андерсена и его «Девочку со спичками».
Когда речь идет о реализме, безусловно, такой грустный и трагический святочный рассказ имеет место быть, ведь, к сожалению, правду жизни никто не отменял.
Елена Викторовна, а почему в русской литературе такие явления, как колядование, ряжение, гадание занимают важное место и часто подчеркивают психологическое состояние героев?
Это, действительно, так. Почему? Потому что эти явления отсылают нас к какому-то традиционному народному сознанию, показывают нам связь героя именно с народной и национальной культурой. Вспомните баллады Василия Жуковского «Людмила» и «Светлана». Почему мы говорим о том, что настоящее рождение русской баллады начинается не с «Людмилы», а со «Светланы»? Почему Жуковского не устроило то, что у него получилось в «Людмиле» и он практически на тот же сюжет через некоторое время начинает создавать новую балладу?
С одной стороны, для романтизма в целом был характерен интерес к фольклору, но, с другой стороны, чем русский романтизм будет отличаться от других? Духом. А где его взять?
Понимаете, этот дух формируется не просто в характере какого-то одного отдельно взятого персонажа, а в образе мышления всего народа. И описание традиционной обрядовой стороны здесь очень важно потому, что через обряды раскрываются характерные для определенной культуры архетипы. Посмотрите, баллада не такое большое произведение, но насколько подробно автор рассказывает об особенных формах гадания, например, с бросанием башмачка за ворота, когда определяли, куда носик башмачка будет смотреть, там и жених появится, а, если носик башмачка будет смотреть на ворота в обратную сторону, то замуж не выйти.
В основном все эти гадания, особенно святочные, не имели религиозного смысла, а были связаны с бытовыми явлениями – замужеством, женитьбой, загадыванием судьбы.
Таким образом, с одной стороны, обращение к фольклорной традиции обусловлено мировоззрением самого романтизма. Это то, что мы встречаем у Жуковского, Гоголя и у других писателей. В таких произведениях мы сталкиваемся с тайной, мистицизмом, соприкосновением с потусторонними силами.
А, с другой стороны, это очень важно именно потому, что герой раскрывается через свою возможность либо соединения с народным духом, как Ростова у Толстого, либо через невозможность этого соединения. Помните, в «Войне и мире» Толстой не описывает полностью процесс ряжения. Один из главных героев, Николай Ростов, просто думает о Соне, о том, что «где-то едет его любимый гусар с нарисованными пробочными усами и бровями», и ему становится хорошо от этих мыслей. Это такая характерная естественность, которую Толстой использует при описании дома Ростовых для того, чтобы объединить своих героев единым духом и общим настроем. В принципе для Толстого это очень важная деталь – один из способов изображения роевой жизни и роевого сознания у героев.
Если вдуматься, то на самом деле все обряды всегда были направлены на объединение людей. Мы в начале говорили про Карачуна, что необходимо проводить эту ночь вместе для того, чтобы злой и суровый бог не причинил вреда. Такие же авторские приемы помогают, с одной стороны, показать некое единство и объединение героев, как у Толстого, или, наоборот, демонстрируют разъединение героев.
Мы это видим в «Трех сестрах» у Чехова, когда приход ряженых – это, конечно, праздник для героев, но их уже приходится звать. Обратите внимание, что это не просто случайно пришедшие ряженые, их специально зовут для того, чтобы устроить себе настоящий праздник. И в этом уже проявляется напряженность и неестественность, которую показывает Чехов, ведь праздник должен всех объединять, а в «Трех сестрах» получается, что он всех разъединяет. Наташа со своим мещанским духом считает, что ей это все не нужно, что у нее больной сын и так далее. Разумеется, возникают разногласия, неустроенность и традиционная чеховская ситуация, когда герои хотят одного, но получают совсем другое. А дом, который должен всех объединить и выполнять функцию оберега, превращается в иллюзию счастья и всеобщего единения.
Посмотрите, Чехов очень интересно рисует сцену, где Андрей вынужден сообщить о том, что ряженых не будет. Автор дает ремарку - «сконфуженный». Какие чувства Чехов вложил в это слово?
Это значит, что ему и грустно, и стыдно, и неудобно. Это такое характерное состояние чеховских героев. И вместо праздника получается драма…
Фотографии на главной странице предоставлены Еленой Викторовной Авериной.
