«Есть множество слепых среди зрячих, и наоборот»

Член-корреспондент РАН Х.П. Тахчиди: «Есть множество слепых среди зрячих, и наоборот»

 – Христо Периклович, прошел ровно год с тех пор, как вы сделали уже вторую в нашей стране бионическую операцию. Какие сегодня вы видите результаты?

– Оба пациента чувствуют себя замечательно. Если вы войдете в интернет, сможете увидеть некоторые записи об их жизни. В частности, Григорий, наш первый пациент, показывает фокусы, гастролирует вместе со своей супругой по стране.

– Слышала, у него аншлаги.

– Да, чему я очень рад. У второй пациентки тоже достаточно интересная реабилитация. Она одна из немногих, кто научился читать по компьютеру. Есть специальная программа для таких пациентов, когда на темном фоне появляются светлые буквы, и она пальцем может показать все линии этой буквы, то есть, дифференцировать и прочесть ее.

– Мы посмотрели видео, на котором Григорий узнал себя в зеркале. Это же тоже потрясающий результат для человека, который практически ничего не видел в течение многих лет.

– Да, это удивительный эпизод. Перед этим мы провели с ним обучение ориентации на улице, а потом, когда вернулись, подвели его к зеркалу и спросили: что вы видите? Он какое-то время присматривался, потом говорит – это человек. Потом еще немного пригляделся и воскликнул: «Это же я!»

– Честно говоря, не знаю, кто больше обрадовался – он или вы, такой восторг читался на вашем лице. А какие у них есть программы реабилитации?

– Их много, а основных три. Первая – это освоение технического устройства. Они выясняют, где что включается, выключается, какие функции можно подключить и так далее. Вторая программа – это ориентация в квартире: где проем двери, где окна, ручка, стол, где тарелки, стакан на столе, как выглядит ложка, вилка и так далее. Третье – это ориентация на улице: где границы и плоскость тротуара, неровности на его поверхности, движущиеся силуэты и так далее. Зрение здесь очень специфичное, черно-белое, контурное, расплывчатое, не такое, как у нас с вами. Это, по существу, совершенно новый инструмент, с помощью которого нужно снова познавать мир. Как ребенок рождается, видит картинку, ему говорят: «Это мама». И он запоминает.

– И они видят не то, что мы с вами.

– Да, они видят по-другому – в черно-белом цвете и контуры. Они не видят четкого изображения. Точно так же и наши первые пациенты – тот чип, который мы сейчас ставим, по своей разрешающей способности пока что очень примитивный. Там всего 60 электродов, а у нас воспринимающих клеток в сетчатке существенно больше: они, как пиксели в телевизоре, дают качество изображения окружающего нас мира.

– Получается, у ваших пациентов установлен, образно говоря, телевизор КВН. Но на данный момент это верх инженерной мысли?

–  Разумеется, эта техника будет так же, как телевизор КВН, совершенствоваться, и качество изображения на сетчатке таких пациентов будет год от года расти. Но на самом деле мы получили ответ на самый главный вопрос: а можно ли в принципе с помощью современной электроники передать информацию в мозг? Сможет ли мозг эту информацию прочесть? Оказывается, да. И оказывается, даже такую очень нечеткую информацию он может воспринимать и идентифицировать. Эти пациенты помимо черно-белого и контурного видения, очень четко фиксируют движение. По нему они тоже ориентируются, что очень важно, потому что, когда человек выходит на улицу, первая проблема – не наткнуться на кого-нибудь, не упасть…

– Не попасть под машину.

– Да, не дай бог. Поэтому движение – вещь очень важная. Кстати, в зеркале он себя узнал именно потому, что изображение двигалось синхронно ему самому. Он поднял руку – и  «человек» в зеркале тоже поднял руку. Он просто догадался, что видит себя самого.

– Мне кажется, то, что он испытал, похоже на реакцию ребенка после операции кохлеарной имплантации, когда он впервые услышал мамин голос. А почему эти операции появились значительно раньше, чем бионические? Ведь принцип у них тот же. 

– По сути конструктивного решения это проще. Здесь очень важно, чтобы информация была передана, а передается она через нервную систему. При кохлеарной имплантации информация поступает на конечный слуховой нерв, на его отросток. Конечный нерв – это, в сущности, самая примитивная биологическая структура, что позволяет и информацию передать на достаточно примитивном уровне. А если мы берем сетчатку, то это сложная конструкция, состоящая из трех нейронов . Первый нейрон – это палочки, колбочки (фоторецепторы) – они улавливают картинку и начинают ее кодировать и передавать виде биоэлектрических токов. Второй нейрон эту информацию продолжает кодировать и упаковывать. Третий нейрон ещё глубже эту информацию перерабатывает и «прессует». Поскольку поверхность сетчатки у нас большая, всю эту собранную информацию нужно спрессовать и пропустить через тоненький зрительный нерв, который в диаметре один-полтора миллиметра. Через этот диаметр нужно перекачать весь окружающий нас мир, который мы видим и затем передать эту информацию в головной мозг, в затылочную область. И там уже разворачивается картина, которую мы собственно и видим. На самом деле мы видим мозгом, а роль глаз – направлять отснятую информацию в мозг. Это похоже на роль вашей телекамеры. Она также снимает картинку, посылает ее на преобразователи, которые переводят ее в радиоволны и через транслирующую антенну направляют на вашу домашнюю антенну. Затем радиоволны доходят до вашего телевизора, который разворачивает эту информацию в картину, которую вы видите на экране. Аналогичным образом сконструирован и бионический глаз, который представляет собой микрокамеру, преобразователь, транслирующую антенну, передающую изображение на глаз.

– Антенна тоже находится внутри глаза?

–Да, принимающая микроантенна, имплантированная на глаз, получает эту информацию и через микрокабель передает на микрочип, который расположен на сетчатке. Так вот, этот чип передает информацию не на первый нейрон, который ловит примитивные сигналы, а сразу на третий. Куда в нормальном глазу приходит переработанная на первом и втором нейроне зрительная информация. Попасть здесь в унисон гораздо более сложная задача, чем на слуховом терминальном нерве. И техническое исполнение этой операции сложнее: здесь приходится адаптировать устройство к очень нежным структурам глаза.

– Знаю, вы готовитесь к третьей операции, которая будет в начале следующего года. Уже есть пациенты, которых вы рассматриваете в качестве кандидатов?

– Да, мы уже отобрали пациента. Это мужчина. Причем, в отличие от предыдущих, которым было 56-59 лет, это парень молодой, ему около 30.

– У него тот же диагноз?

– Да, как и у всех остальных, у него пигментный ретинит. Здесь существуют очень жесткие условия: сейчас имплантировать можно только при этом диагнозе. Во всем мире такие операции делаются исключительно при пигментном ретините, потому что это очень четкая патология, которую ни с чем не перепутаешь. Она везде одинакова. Поэтому все случаи можно собрать и провести общую аналитику. Пигментный ретинит в каком-то смысле удобен своим течением. При нем  умирает сначала первый нейрон, потом второй. А третий долго остается живым. Если нет – операция бесполезна. Мы не сможем передать информацию. Поэтому выбрали эту патологию, которая достаточно стандартна с точки зрения повреждения зрительной функции. То есть, мы можем говорить о том, что повреждения у всех больных, которым сегодня сделаны в мире эти операции, приблизительно одинаковые. В то время как при других патологиях разлет очень большой.

– Но постепенно диапазон возможностей, при которых такие операции будут производиться, будет расширяться?

– Безусловно. Но для начала мы ответили на самый главный вопрос. И ответили утвердительно. Теперь мы хотим это усовершенствовать. Мы хотим передать более четкую информацию. Мы хотим, чтобы мозг лучше, яснее это видел. Не контуры, а более четкие границы. Возможно, мы уйдем от черно-белого цвета в какие-то цветные параметры. Мы будем развиваться. На основе этой модели мы дойдем до более совершенной конструкции для того, чтобы реабилитировать и других больных, у которых отсутствует предметное зрение. Постепенно мы сможем помогать более широкому спектру больных с разными патологиями. А таких людей, как вы знаете, очень много.

– Почему развивается такая патология как пигментный ретинит?

– Это генетическое заболевание, связанное с дефектами хромосом. Кстати, бионическое направление борьбы со слепотой – это только одно из направлений развития офтальмологии. Кроме него существуют и другие. Первое – это клеточное направление, когда пытаются вырастить идентичные погибшим клетки и подсадить их с тем, чтобы они размножились и взяли на себя функцию мертвых клеток. Есть еще так называемое оптогенетическое направление. Здесь мы тоже работаем в составе группы, в которую входят главный научный сотрудник Института биохимической физики академик М.А. Островский, декан биологического факультета МГУ академик М.П. Кирпичников, сотрудники еще нескольких институтов. От офтальмологии  туда вхожу я. Что это за направление? Как раз тот же третий нейрон, о котором мы говорили, используется для того, чтобы на него подсадить собранный в пробирке родопсин – главный наш зрительный белок, обеспечивающий эту жизненно важную функцию. Таким образом, с помощью молекулярной биологии мы можем собрать родопсиновый ионный канал и затем его имплантировать на мембрану этой клетки.

– Каким образом он имплантируется?

– С помощью аденовируса. Он обладает уникальной способностью пенетрировать мембрану клетки, то есть он прилипает, прокалывает её, делает канальчик и обычно вбрасывает в клетку свою вирусную ДНК. Эта ДНК размножается в клетке, «поедая» ее и образовывая десятки новорожденных вирусов. В результате клетка лопается и начинает обсеменять все вокруг. Так все происходит при инфекционном аденовирусе. Но в данном случае мы имеем дело с особым аденовирусом, у которого удаляют хвостовую часть, где находится генетический материал, и прикрепляют вместо нее ионный родопсиновый канал. Этот преобразованный аденовирус по своей старой привычке пенетрирует, то есть внедряется в мембрану клетки, соединяя с ней прикрепленный родопсиновый канал, и когда на него падает квант света, родопсин распадается, как обычно происходит в нормальном глазу, и дает электрический импульс в клетку. Это запускает собственно зрительный процесс. Так человек, когда-то потерявший зрение, может вновь обрести способность видеть.

– Эти эксперименты на людях еще не проводились?

– В этом направлении работает несколько лабораторий в мире. Одна из них, находящаяся в США, получила разрешение сделать первые пять операций. Пока мы результатов не знаем. Наша группа еще до людей не дошла. Сейчас проводим исследования только на животных. Но результаты обнадеживают.

– Какой из этих вариантов кажется вам наиболее перспективным? Или они все хороши по-своему?

– Думаю, они все имеют право на жизнь, потому что при разных ситуациях можно будет использовать разные из этих инструментов. Есть ситуации, когда, предположим, гибнет пигментный эпителий сетчатки, и тогда глаз не работает. Здесь было бы здорово, если б мы смогли размножить клетки, подсадить их. Они бы начали там выполнять свою функцию. В ситуации, когда у вас, допустим, погибли два нейрона, поможет бионическое или оптогенетическое направление. Все будет зависеть от того, насколько это дифференцировано, насколько функциональна клетка, на что она лучше отвечает: на электрический или ионный импульс, который идет через оптогенетическую систему. Это всё – наши инструменты. Чем их больше, тем врач вооруженнее, тем у него больше возможностей в разных вариациях, в разных ситуациях использовать разный инструмент. Чем шире наша палитра, тем более комфортно себя чувствует и врач, и больной.

– Вы всегда с таким вдохновением всегда рассказываете об успехах офтальмологии, что не остается сомнений: это самая передовая область медицины. Так ли это?

– Офтальмология, безусловно, это авангард клинической медицины. Более тысячи лет медицина развивалась в области того, что мы внешне созерцали больного и пытались по этим внешним признакам расшифровать диагноз. Мы прислушивались к организму, постукивали, прослушивали, язык проверяли, слизистые и так далее. Эта эпоха, когда мы рассматривали организм с внешней стороны, постепенно перешла в эпоху, когда мы наконец осуществили свою давнюю мечту заглянуть внутрь живого организма, увидеть, что там творится, как это работает. У нас появились МРТ, КТ, ультразвук, эндоскопия и мы заглянули внутрь, увидели органы, поняли, как они функционируют. Мы можем видеть клапаны сердца, сосуды, как движется кровь, фазу выброса и так далее. Нам открылся внутренний мир человека. Сейчас вся медицина устремилась в эту сторону, и мы живем знаниями, полученными в результате этого прорыва.

Но это вторая фаза развития медицины. А третья фаза – это микромир. Представьте: у вас поражено 100 клеток, а вы шарахаете по всему организму лекарствами, в вену что-то вводите, делаете операцию, удаляете часть желудка, кишечника, в то время как поражен маленький кусочек. Зачем? От незнания.

Вот если мы проникнем в микромир и сумеем расшифровать, как он функционирует, определить, какая область поражена, обозначить ее границы, то в принципе можем к этим клеткам добраться микронным манипулятором. Не надо будет ничего разрезать, вскрывать: вошли в пораженное место, обработали измененные клетки и ушли. При этом весь организм остался практически интактным.

– И первой всё это стала делать именно офтальмология?

– В офтальмологии мы уже вышли на микронный уровень. Сегодня мы можем лекарственное вещество, предназначенное для поражения микронного участка сетчатки, ввести с помощью очень тоненькой иголки, которая в несколько раз тоньше, чем игла для туберкулиновой пробы. Нам надо ввести микродозу, при этом эффект будет мгновенный, тут же, в течение часа, потому что концентрация лекарственного вещества максимальная. Для того чтобы получить данную концентрацию в глазу, в вену надо ввести «ведро» этого вещества. При этом проходя через весь организм, оно будет воздействовать на все органы и ткани. Кроме того, лекарство изменится от воздействия белков, других активных веществ крови и придет в глаз уже какой-то измененной молекулой, которая будет действовать менее эффективно, чем локальная инъекция, которая из глаза никуда не уйдет и вообще ни на что больше не влияет. Она влияет исключительно на этот локус, на этот участок сетчатки, который мы хотим вылечить. Это будущее медицины.

– А начал его в нашей стране Святослав Федоров, ваш великий учитель.

– Святослав Николаевич – это человек, который приоткрыл дверь в микромир. Или форточку. Офтальмомикрохирургия позволила войти, можно сказать,  в предбанник микромира. Микрохирургия сегодняшняя, благодаря операционному микроскопу, который увеличивает до сорока крат, позволяет манипулировать на нескольких микронах. Больше не позволяет. Хотим больше – нужно другую оптику или какие-то другие приемы. Конечно, если мы уходим за пределы микрона, человеческая рука становится грубым инструментом. Она не способна выполнять такого уровня работу.

– Значит, нужны роботы.

– Причем нужны такие роботы, которые обладают уникальной прецензионной работой. Когда мы говорим о робототехнике, сегодня очень популярной и модной, на самом деле это не совсем то. Сегодня робототехника – это суперклассный хирург, у которого не дрожит рука, работа которого не зависит от того, выспался он или нет, поссорился с тещей или с женой, устал и так далее. Робот стандартизирует процесс. Такие роботы уже работают, и это здорово. Но мы говорим именно про микровоздействие, которые за пределами возможности человеческой руки. Скажем, физиологическое колебание руки врача связано с тем, что у него бьется сердце и он дышит. Микрохирург должен учесть эти колебания и, подобно снайперу, между пятым и шестым сердцебиением нажимающим на курок, – уловить момент для того, чтобы поймать свои микроны. Для микроробата это будет обычная работа. Вот такая сейчас стоит задача.

– Такие роботы уже создаются в мире?

– Сегодня близорукость, дальнозоркость оперируются у нас тоже роботами, которые шлифуют поверхность роговицы в микронном исполнении. Снимая, положим, 12 микрон, мы можем снять одну диоптрию. Если у вас близорукость там в две диоптрии, то вам надо снять 24 микрона. Эти роботы  работают на микроуровне. Это гораздо более тонкая техника, приближенная к тому, о чем мы говорим.

Сейчас есть разработка внутриглазной хирургии микророботами. Появились первые публикации. Это сделали английские ученые. Живьем я пока этого не видел, но раз что-то сделано, значит «лед тронулся», и это будет развиваться.

– Итак, офтальмология – пионер в медицине. Она развивается семимильными шагами, демонстрируя фантастические результаты. Однако лучше все-таки не терять зрение, чем потом пытаться его вернуть. Есть ли какие-то универсальные советы, как можно этого добиться?

– На самом деле, что бы мы великого ни делали, самое великое уже сделала природа. Основная философская концепция медицины заключается в том, что мы не создаем и не исправляем ничего. Мы помогаем этому совершенному созданию в природе под названием Человек справляться с тем или иным состоянием, с теми или иными поломками. И больше мы ничего не делаем. На самом деле наша функция – это помощь. Больного лечит организм. А мы ему только помогаем бороться. Те из докторов, которые это не понимают или не принимают, глубоко заблуждаются. Мало того: степень мастерства в медицине зависит от осознания этой доктрины и умения работать в этой философической оболочке. Это очень важно. Поэтому очевидно, что важнее – бороться с болезнью, с поломкой или предупреждать ее.

– Конечно, предупреждать.

– Для этого медицина должна превратиться в одной из своих частей, в самой начальной, в науку поведения человека в существующей реальности. Этой науки сегодня нет, а ведь именно с нее должна начинаться медицина. Как ходить, как сидеть, как есть, как дышать, как спать правильно.

– И как смотреть правильно.

– Какие существуют диапазоны? Что вы себе можете позволить? В каком возрасте? В каком состоянии? Машина под названием человек уникальна, с колоссальным адаптационным ресурсом. То, что может пережить человек, как он может адаптироваться – ни одна машина не выдерживает. Но эта «неуничтожимая» машина имеет свои ресурсы. Какая бы уникальная ни была эта система, у нее есть свои пределы. Мало того, в разных возрастных периодах, в разных физиологических состояниях она меняется.

– То есть, эту машину надо правильно эксплуатировать?

– Обязательно. И каждый из людей должен понимать, как ее эксплуатировать. Какие-то элементы люди начинают осознавать. Начали на фитнес ходить, зарядкой заниматься и так далее. То есть, мы начинаем понимать: что для того чтобы у нас работала внутренняя система, надо, чтобы мышечная система, костная, суставная работала в нормальной физиологической нагрузке. Если ей не давать нагрузку, значит все остальные системы, которые обеспечивают ее функцию, начинают проваливаться, перестраиваться, привыкать к тому, что этого делать не нужно. Образуется контрактура сустава или атрофия мышц, потому что сидеть или лежать удобнее, чем двигаться, засоряются сосуды и т.д.

Человек – саморазвивающая и самосохраняющая система. Вот ребенок рождается, он ничего не умеет делать – ни сидеть, ни ходить, ни есть. И вот постепенно он начинает двигаться, учиться. Ребёнок начинает ходить, есть, разговаривать и так далее. Потом наша машина совершенствуется, переходит в какую-то другую фазу.

Но если вы не будете давать адекватную нагрузку на человеческий организм, он не динамирует, а деградирует.

Со зрением все абсолютно то же самое. Возьмем древнего человека, нашего предка. Он выходил в природу, и первое, что делал, – выглядывал, какая опасность его окружает. Он смотрел вдаль до горизонта, нет ли какой-нибудь опасности. Потом – а что добыть поесть? Вот живность какая-то, плоды на дереве, рыба в реке. Большую часть времени он смотрел вдаль. Это было где-то процентов 80 от его зрительной работы. Процентов 20 он сидел, что-то мастерил, огражденный от всех внешних факторов, могущих ему нанести какой-то вред.

Современный человек вдаль смотрит значительно меньше. Выйдя во двор, он не видит ничего, кроме стен соседних домов. В них же упирается, глядя из окна. Никакой перспективы. Зрение вдаль уменьшилось до неузнаваемости. Особенно в городах. А вот нагрузка вблизи возросла в колоссальном объеме. Процентов 90 современного человека – это компьютеры, книги, гаджеты. Мало того что мы целый день этим занимаемся – мы еще умудрились и ночь сделать днем: включили свет и можем до утра писать какие-то статьи.

– Совершенно верно.

– Это перераспределение нагрузки на современного человека не учтено в его адаптационных резервах. Биологически человек мало изменился. Он не может приспособиться к такой перемене. Дело в том, что когда человек смотрит вдаль, глаза его отдыхают, все внутренние системы, внутриглазные мышцы, которые фокусируют нашу оптику, находятся в расслабленном состоянии. Человек как биологический вид должен был обороняться и иметь классное зрение вдаль, иначе бы его просто съели. Поэтому работа вдаль выстроилась под отдых внутренних конструкций. А работа вблизи требует напряжения внутриглазных мышц, оптики, фокусировки и так далее. Таким образом, 80% отдыха, 20 – нагрузки. Сегодня 90% нагрузки, ну и 5-10 отдыха. Ясно, как при этом чувствует себя наш глаз. Он страшно перегружен. Отсюда масса проблем со зрением.

– Как быть? Что с этим делать?

– Действительно – что мы можем предложить в этой ситуации? Это дозированная зрительная нагрузка вблизи. Насколько это возможно. Ночью надо спать, а не свет включать и писать, и читать, и так далее, потому что если вы перед сном выполняли интенсивную работу вблизи, у вас мышца спазмирована, вы легли спать, и она за ночь не расслабляется. Вы проснулись с тем же спазмом. И днем еще добавляете. Таким образом вы провоцируете близорукость, и она развивается и увеличивается. А вот если вы перед сном вышли на улицу, прогулялись, подышали…

– Посмотрели вдаль.

– Даже если не посмотрели, но сняли эту нагрузку и легли спать, это уже великое счастье, потому что мышца расслабилась и за ночь восстановится. Также надо делать перерывы между зрительными нагрузками. Это самый простой, элементарный способ, как сохранить нормальное зрение. А что такое нагрузка? У каждого она своя. Я вот сижу, пишу, и у меня, например, где-то через два часа начинается зрительный дискомфорт, болезненность, ломота в глазах, хочется потереть их. Это сигналы – вы утомились вблизи. Значит, надо сделать паузу. Как? Самое примитивное – подошли к окну, посмотрели вдаль, если есть возможность. Надо обязательно не просто посмотреть, а всмотреться, посчитать деревья или окна напротив. Увидеть детали. В этой позиции у вас глаз отдыхает. 10-15 минут – сели снова, работайте до утомления.

– И ведь продуктивность работы при этом повышается.

– Безусловно. При этом имейте виду, что последующий промежуток будет короче предыдущего, глаза будут быстрее утомляться. Если работа связана с компьютером, эти паузы надо делать обязательно.

– Но дело не только в работе. Люди же сами себе создают эту нагрузку. Они в метро сидят с телефоном, какие-то яйца собирают. Это не работа – это уже отдых. Так люди проводят свое время.

– Абсолютно верно. Более того, эти компьютерные игры, особенно у детей – самое большое зло. Нередко мы наблюдаем сцены, когда старшие, чтобы отделаться от ребенка,  суют ему гаджет, он сидит, играет. Его не видно и не слышно. Он увлечен, у него притуплено восприятие дискомфорта, он не понимает, что перенапрягает зрение. Проморгался, глаза потер – и дальше играет. А зрение падает. Поэтому у нас очень много проблем по зрению у детей.

– Христо Периклович, несмотря на колоссальный прогресс, не все заболевания глаз врачи научились лечить. К сожаланию, бывают ситуации, когда врачи ничем помочь не могут. Люди, лишенные зрения, нередко теряются, впадают в депрессию. Что бы вы им посоветовали?

– Это очень важный вопрос. Хочу сказать, что врачи каждый год что-то отвоевывают, делают новый шаг в сторону того, что мы раньше лечить не умели. Лет десять назад примерно половину того, что мы можем сейчас, делать не могли. Тогда это показалось бы фантастикой. Поэтому никогда не надо говорить, что в этой ситуации ничего в принципе сделать нельзя. Особенно если речь идет о ребенке. Надо говорить – нельзя на данный момент. Но, вполне возможно, уже через год или два ситуация изменится.

Вы абсолютно правы: не бывает так, чтобы врач умел решать все проблемы. К сожалению, есть ряд болезней, в которых мы бессильны или слабы. Появляются новые болезни, открываются новые проблемы. Что же делать?

Человек не случайно называется разумным. В силу того, что я много лет занимаюсь зрением и мне приходится встречаться с разными патологиями, мне, безусловно, приходится общаться и с больными, у которых полная слепота. Очень важно, как человек настроен на дальнейшую жизнь. Дело в том, что зрение – это один из органов чувств. Безусловно, в современном мире доминирующий. Сейчас человек получает порядка 90% информации через зрение. Хотя в биологическом плане это должно быть не так: часть информации надо получать слухом, часть – тактильной чувствительностью, часть – обонянием, осязанием и так далее. Для этого и существуют разные органы чувств, и они равноценны. Природа не создавала зрение как нечто особенное, стоящее выше остального. Но человек – существо ленное. Вот там какой-то шум. Он не будет прислушиваться, что это – движение колес или кто-то на скрипке играет. Он просто повернется, посмотрит и сделает вывод. Таким образом, остальные органы чувств у человека, как правило, недоразвиты, недофункционируют.

– А у слепых иначе.

– У слепых людей этот ресурс открывается. Слепые по шагам могут узнавать, кто идет. На осязание могут изучать азбуку, книги читать и так далее. На обоняние они очень чувствительны. Им открывается совершенно другой мир ощущений, богатейший и нам с вами недоступный, который закрывает огромное пространство пустоты. Они не живут в вакууме, нет. Они живут в огромном мире запахов, звуков, других ощущений. Существо разумное, имеющее волю, всегда находит свое применение. Среди моих пациентов есть люди, которые, будучи слепыми, закончили вузы, получили не одно высшее образование, защитили диссертации, создали семьи, родили зрячих детей, нашли себя и очень счастливы. Мало того – они создают сообщества для таких как они, чтобы людям не было одиноко. Они кооперирует людей вокруг себя, пытаясь наполнить пространство общения, придумывают какие-то интересные проекты и успешно их реализуют. Я уж не говорю о потрясающих историях любви. Была у меня пациентка, слепая девушка, которая однажды попросила в магазине молодого человека подать ей что-то с полки. Девушка удивительной красоты. Он влюбился, пошел за ней следом, узнал, где она живет. Они поженились и очень счастливы. Он мне рассказывал, какая она прекрасная хозяйка, всё по дому делает сама. И никаких скандалов, капризов.

Понимаете, это целый мир. Да, он имеет определенные особенности. Они не такие как мы. Но они не ущербны, если правильно воспринимают себя в этом мире. Очень много зависит от личности.

– Есть множество ущербных среди зрячих.

– Я бы сказал так: полно слепых среди зрячих. Ни в коем случае нельзя впадать в уныние. Да, ты слеп – но ты слышишь, ты движешься, ты дышишь. Ты живешь. А кто-то не может ходить, говорить, дышит с помощью искусственной вентиляции лёгких. Но и такие люди могут жить, создают замечательные произведения искусства, пишут выдающиеся научные книги. Мы такие примеры знаем. Жизнь – это всегда ценность. А уж как ты её реализуешь, зависит от личности. Вы правы – можно и будучи совершенно здоровым устроить свою жизнь как нельзя хуже.  

– Что бы вы посоветовали мамам, у которых дети родились слепыми?

– В этом кабинете у меня буквально несколько дней назад был такой разговор с родителями. Молодые люди, слепой ребенок. К сожалению, там было новообразование в области переносицы, между глазами, и после соответствующих воздействий зрение у ребенка было потеряно. И вот они возят его по всему миру, тратят огромные деньги, пытаются его восстановить, хотя сейчас сделать ничего нельзя. Ситуация совершенно нерешаемая с точки зрения возврата зрения. Я им говорю: «Ребята, пора переоценить ситуацию, вместо того чтобы тратить деньги на все эти поездки, вы потратьте на его образование. Проверьте его слух, посмотрите музыкальные способности, позанимайтесь с ним…»

– Помогите ему найти себя.

– Да, помогите ему найти себя в этом пространстве. Вы оба здоровы, молоды, у вас есть средства, возможности. Он в них нуждается. Помогите. Он адаптируется, и для вас это огромное подспорье, а для него это целая жизнь. Это непростая для восприятия философия. Но надо в какой-то момент остановиться и осознать, куда двигаться и как жить дальше. А для того чтобы жить, надо обязательно двигаться. Тогда будет развитие, а не деградация.

Беседу вела Наталия Лескова.