Всюду бесконечность. "В мире науки" №4, 2021

Художница с естественно-научным образованием Любовь Андреевна Мясникова создает философские картины о космосе

РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА

Рисовала я, сколько себя помню. В роду у нас были художники, поэтому родители отдали меня в художественную школу. Но я ее не окончила, и меня отправили в физико-математическую школу им. И.В. Курчатова.

Мне удалось застать остатки советской системы образования. Я оканчивала Московский государственный университет прикладной биотехнологии. По образованию— инженер-биотехнолог. Идея заниматься биотехнологией возникла еще во времена учебы в школе. Наверное, все мы родом из детства. В юности мной владела фантастическая идея, что, занимаясь биотехнологиями, можно спасти людей от голода и эпидемий — придумать универсальный способ накормить всех голодных, создать вакцину от всех болезней.

Но постепенно иллюзии развеивались. Я поняла, что это не мое место. У меня бы не получилось достичь каких-то заметных результатов. Тут и вспомнилось увлечение рисованием, которое никуда не делось.

СТЕКЛЯННОЕ ИСКУССТВО

Не помню, когда родилась идея необычной техники, в которой я работаю. На эсперанто vitro — «стекло», arto—«искусство». Стеклянное искусство, VitrArto. Странно, что до меня никто не додумался соединить эти два простых корня. В какой-то момент я поняла, что мне комфортно так подписывать свои работы.

Имея диплом инженера, я подумала, что нужно получить практическое художественное образование. Ия решила, что если займусь графическим дизайном и иллюстрацией, то, наверное, смогу найти свое место в жизни. И отправилась в Британскую высшую школу дизайна, где получила массу знаний и навыков. Правда, и здесь до конца не дошла, в середине обучения встал вопрос: делать живые интересные проекты или писать дипломную работу. И я выбрала практику.

Когда меня спрашивают, что это за техника, как она появилась, я смеюсь: если инженера пустить в художественный магазин, он много чего насочиняет. Очень здорово, что в институте у меня было так много химии — биохимия, коллоидная химия, аналитическая химия, физхимия... Это дало некую базу, помогающую работать с разными материалами, из которых создаются краски. Если чередовать слои красок — водорастворимые и те, которые создаются с помощью растворителей, — они просто не взаимодействуют. Они полимеризуются, и их можно накладывать друг на друга. Часто художники, не зная химии, боятся таких экспериментов. Нередко они находятся в жестких рамках каких-либо техник. Я не обременяю себя этими условностями и работаю так, как мне нравится.

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

Визуализации всегда предшествует идея. Она может быть сугубо практической, может быть философской. Затем появляется эскиз, сначала маленький, потом я его увеличиваю, переношу на стекло. А дальше начинается самое интересное — работа со стеклом. Меня подкупает возможность современных красок и материалов создавать объемные рельефы.

У меня в детстве было очень слабое зрение, я долго носила контактные линзы и очки. Для меня возможность фактурно и текстурно что-то прощупать стала необыкновенно важной. С тех пор я «болею» рельефами и фактурами. Художники говорят, что фактура — это кожа живописи.

Но мы живем в XXI в., мне сделали операцию, и теперь зрение отличное. Однако техника уже родилась. И так, слой за слоем, создается рельеф, объем. Он красится, наносятся тона. И все это обретает вид объемной работы, каждая из которых для меня наполнена особым смыслом.

КОСМОС

Свои работы я условно разделяю на серии. Одна из них — «Космос». Среди «космических» работ — «Ad astrum / К звезде». На ней обезьяна в скафандре на фоне звездной карты с благоговением и трепетом взирает на небо. В руках у нее игрушка — космическая ракета.

Этим образом я не хотела никого обидеть. Я преклоняюсь перед первыми космонавтами, открывшими человечеству путь к звездам. Это настоящий героизм — идти туда, откуда можешь не вернуться. Но кто-то должен быть первопроходцем.

В чем смысл работы? Раньше про наш мир говорили — мир подлунный. То есть мир людей — это то, что под Луной, а дальше, выше, за Луной — это мир горний, мир высокого и прекрасного. В чем тут подвох, прелесть и юмор? В том, что человек до сих пор не переступил эту лунную границу. Люди побывали на Луне в 1969 г., больше полувека назад, и больше там не высаживались.

Мы очень хотим чувствовать себя царями природы, покорителями, но на самом деле нам до этого чрезвычайно далеко. Наши технологии, даже самые продвинутые, — игрушки в наших руках, причем нередко опасные.

Мы тянемся в космос с помощью аппаратов, шлем сигналы с телескопов, прощупываем космос во всех возможных диапазонах. Мы картировали небо, измерили Вселенную, описали ее архитектуру, рассортировали звезды по массам, возрастам, описали их эволюцию. Но вот эту лунную границу до сих пор не перешагнули. Мы говорим, что нельзя вечно жить в колыбели, но по-прежнему в ней находимся.

Перспектива вырваться за эти пределы— палка о двух концах. Это великая мечта человечества и моя лично. Но и большая ответственность. Идея, что мы улетим туда, где хорошо и светло, провоцирует небережное отношение к своей планете. Зачем нам туда лететь? Чтобы превратить в помойку другую планету, как мы делаем со своей? Уверена, что для таких полетов нужен не только иной технический. но и другой духовный, нравственный уровень.

ЧУЖОЙ

Нельзя забывать и о том, что космос — враждебная среда. Он для нас чужой. Космос таит массу опасностей для человека. 5 бэр, биологический эквивалент рентгена, — это годовая норма для сотрудника атомной станции, 10 бэр — для космонавта, который работает на МКС. Это при том, что они летают в верхних слоях атмосферы. Все, что выше, — сумасшедшая радиация. А если лететь до Марса, человек получает дозу порядка 50 бэр.

Сейчас модно говорить о колонизации Марса. Но вы представляете, как выглядит человек, который полгода провел на орбите? Он выходит из аппарата, и его на носилках несут в реабилитационный центр. Он не может ходить. Человек, который полгода летел до Марса, прилетает туда с онкологией. И в таком состоянии он должен заниматься научной деятельностью.

Более того, жить на поверхности нельзя, он должен закопаться в грунт и из бункера руководить работой аппаратов. Зачем? Каждый килограмм, улетающий за пределы Земли, стоит огромных денег. Человеку нужны жизнеобеспечение, кислород, тепло, защита от радиации. Это огромная масса. Гораздо честнее понимать свои ограничения и отправлять вместо людей аппараты.

При этом я ни в коем случае не хочу отказываться от идеи пилотируемых полетов — это то. что должно двигать человечество вперед. Но сейчас мы к этому не готовы.

КОСМИЧЕСКИЙ МУСОР

На другой моей картине изображена старая, ржавая машина, парящая среди звезд. Этим образом я попыталась проиллюстрировать проблему космического мусора, которая уже сегодня чрезвычайно остра и актуальна. Илон Маек сейчас строит сеть спутникового интернета, собирается запускать на орбиту огромное количество спутников. Нотам уже летает много всякого безобразия. Мусор на орбите вокруг Земли движется со скоростью пули, выпущенной из автомата Калашникова. Даже маленький пятисантиметровый кусочек, влетая в спутник, превращает его в космический мусор.

Я считаю, что человек несет большую ответственность зато, что он после себя оставляет в космосе. Увы, я не видела еще ни одного проекта, который реально занимается вопросом утилизации космического мусора и очисткой орбиты.

В ПОИСКАХ КОНТАКТА

В старых отечественных фантастических романах пришельцев изображали человекоподобными, умными и добрыми существами. Голливуд же большей частью рисовал их чрезвычайно агрессивными.

Думаю, неправы и те и другие. Вероятно, прав Станислав Лем с его образом мыслящего океана — нечто такое, что мы ни понять, ни постичь не в состоянии. Готовы ли мы к такому контакту? Что будем делать, если встретим такого «брата по разуму»?

Моя работа «К Венере» как раз об этом. Агрессивно настроенное население не сможет создать технологии, которые отправят их в космос. Поэтому я не думаю, что к нам прилетят страшные межгалактические существа. Но и такими, как мы. они не будут. Их мир не для нас. Мы очень узко специализированы. Наша жизнедеятельность существует в маленьком плодородном слое на поверхности планеты. Мы все знаем «Рождение Венеры» Боттичелли. Моя Венера напоминает ее очертаниями, но она иная, потусторонняя, неземная. Любая достаточно высокая технология для нас — волшебство, она кажется чем-то божественным.

Другая моя работа — «Куколка» — примерно о том же: должно произойти какое-то переосмысление, перевынашивание, трансформация. Космос живет непостижимыми для нас цифрами, объемами, расстояниями, и чтобы человеку выйти на этот уровень, его сознание должно сделать качественный рывок. Он тоже должен стать иным.

На эти темы рассуждали русские космисты. В частности, К.Э. Циолковский говорил о том, что мы станем звездным человечеством, духами-атомами, которые могут жить в космическом пространстве без скафандров. Это человечество, но иное. Мы сегодня воспринимаем эти идеи как абсолютно утопические. Но не надо забывать, что идея Циолковского о космических ракетах в его время тоже воспринимались как бред. Но сейчас все это работает и летает.

ДЕТИ ГАЛАКТИКИ

Для меня это не просто шуточная история. Она иллюстрирует посыл, что есть люди, которые продолжают работать, несмотря ни на что, не теряя своего устремления. Да, в любой момент это все может рухнуть, и они не долетят до своей цели. Но останется опыт. И следующий смельчак сделает по-другому — может быть, он будет смотреть в нужный конец трубы, и его конструкция выдержит. И он долетит.

Как только в школе началось изучение термодинамики, нам в голову вкладывали, что энтропия нашего мира нарастает, все стремится к хаосу. Но мы видим, что все окружающее своим существованием пытается противостоять этому хаосу. Если говорить об эволюции звезд, то в какой-то момент горения звезды в ней накапливается большое количество разнообразных химических элементов. звезда догорает, коллапсирует, образуются звездная пыль, планетные диски и мы с вами.

Удивительная волнообразность энтропийных явлений, и на этом фоне — чудо зарождения жизни. Это невероятно и непостижимо. Сам факт того, что мы с вами состоим из звездной пыли, поражает. Выходит, мы эту энергию и эту звездную пыль, как некий строительный материал, берем взаймы у Вселенной, а потом должны отдать обратно. Об этом — моя картина «Энтропия».

Без хаоса не будет порядка. Без энтропии нет гармонии. Этот мир— удивительные качели. Но мне безумно приятно чувствовать себя частью Вселенной, понимать, что я состою из материала, который когда-то принадлежал кому-то другому и когда-нибудь уйдет к кому-то другому. Мы — без хаоса не будет порядка. Без энтропии нет гармонии. Этот мир — удивительные качели.

Но мне безумно приятно чувствовать себя частью Вселенной, понимать, что я состою из материала, который когда-то принадлежал кому-то другому и когда-нибудь уйдет к кому-то другому дети Галактики. И мы вечны, потому что состоим из тех материалов, которые существуют миллионы и миллиарды лет. Куда ни глянь, всюду бесконечность.