Президент Института Ближнего Востока Евгений Янович Сатановский —личность публичная. Востоковед, аналитик, специалист по международным отношениям, он часто появляется в самых популярных политических программах. Однако наш разговор не о политике, а о науке, которая составляет важную часть жизни Е.Я. Сатановского, утверждающего: жить в обществе и быть свободным от понимания его законов — все равно что совать палец в розетку.
— Евгений Янович, как вы, металлург, специалист по обустройству металлургических комбинатов, вдруг попали в область востоковедения?
— Мне с детства хотелось заниматься гуманитарными науками, археологией. Мечтал об историческом факультете МГУ. Но пошел по следам отца и брата в металлургию, точнее в Московский институт стали и сплавов. В.П. Елютин, тогдашний министр образования, был выпускником нашего института, поэтому МИСиС оказался лучшим металлургическим вузом мира и одним из лучших технических вузов страны. Нас очень хорошо учили. Учили думать и учиться — всю жизнь, это всегда нужно. Совершенно неважно, чем вы занимаетесь — ядерной физикой, системой безопасности, управлением страной или журналистикой.
Мне же с подростковых лет был интересен Ближний Восток. Так что закончилось тем. что я защитил диссертацию по экономике в Институте востоковедения.
Институт Ближнего Востока начался с 1990-х гг., когда перестали издавать книги и начали выбрасывать на улицу архивы. Жалко было терять документы, которые сохранялись десятилетиями. У нас до сих пор находится часть архива Института мировой экономики и международных отношений, спасенного в те годы. Мы забрали все. что связано с Ближним Востоком, и сохранили. К тому времени у меня уже хранились обширные архивы и библиотека еврейского подполья.
В 1995 г. у нас вышла первая книга, ее написал тогдашний заместитель директора Института востоковедения А.З. Егорин. Сегодня напечатано около 300 книг—монографии, сборники... «Ближний Восток и современность», например, вышел на шестой десяток выпусков. Каждый год с начала 2000-х гг. на сайте института появляются во все большем количестве аналитические материалы. Начали с десятков, потом пошли сотни, а в этом году будет более 3 тыс.
— Вы ведь еще и преподаете?
— Да, однажды меня попросили в Институте стран Азии и Африки при МГУ заменить на полгода одного из преподавателей. И вот уже 20 лет, как я там преподаю. В прошлом году получил звание профессора — сподобился под конец жизни.
— Какой конец жизни? Вам же еще 60 нет.
— У нас в семье мужчины рано умирают. Надеюсь, я этой семейной традиции последую и не увижу окончательного развала всего разваливающегося.
— Развал — это неизбежно?
— Да. Закон природы, эволюция. Когда динозавры умирают, приходят млекопитающие. Когда Римская империя разваливается, вы можете сколько угодно ходить вокруг Колизея с лозунгами «Не допустим наступления Средневековья». Хоть сенаторы будут протестовать, хоть всадники, хоть плебс вместе с пифиями, авгурами и понтификами. оно все равно наступит. Это нормально. И законы эволюции действуют и в человеческом обществе. и в природе.
— Что наступит после разрушения?
— Прогнозами я не занимаюсь. Но думаю, что наступит очередное варварство, как всегда. А потом варвары станут цивилизованными людьми. Евреи на фоне Египта были совершенными варварами. Только если бы не они, про египтян, вавилонян, ассирийцев, персов никто бы в современном мире и не вспомнил. Сами по себе названия племен — варвары, вандалы— звучат не очень комплиментарно. Все помнят золотой век того же халифата, но никто не помнит, как конница последователей Пророка, вырвавшись из Аравийской пустыни, жгла Александрийскую библиотеку, уничтожая античную культуру. Но увы, таков ход истории.
— Расскажите о деятельности вашего института, который живет и работает вот уже четверть века.
— Институт начал существовать с того, что мы с его директором Е.Л. Жигуном еще при М.С. Горбачеве начали создавать с коллегами Еврейское историческое общество. Еврейскую культурную ассоциацию и много чего другого. Это было время, когда делать такие вещи официально еще было нельзя. В 1970-е гг. разгоняли любые академические собрания, которые пытались заниматься еврейской культурой, историей, чем угодно. Почему-то считалось, что этого допускать нельзя. В конце 1980-х гг. стало спокойнее.
— Вы тогда работали на заводе «Серп и молот» чуть ли не рабочим?
— Именно рабочим на заводе «Серп и молот» я и трудился — шесть лет в сортопрокатном цехе прицепщиком горячего металла. С тех пор мне было уже ничего не страшно, потому что тяжелее этой работы в Москве было не найти. В остальное время я мог учить иврит, заниматься фольклором, еврейскими фамилиями и массой других штудий. А потом пошло востоковедение... Как можно заниматься Израилем, не разбираясь в том, что происходит по соседству— у арабов, персов, турок, курдов?
— А как вы в этом разобрались? Читали книги?
— У нас в России великолепная востоковедческая школа. Я много читал. По образованию я инженер, а значит, должен понимать, из каких кубиков и как именно строится система. Создаете ли вы завод, страну, научный институт или армию, вы берете тех людей, которые вам необходимы и которые разбираются в этом лучше, чем вы. При этом они должны быть порядочными и ответственными.
— А какие люди у вас работают?
— Эти люди работают в разведке и в МИДе, в банках и корпорациях, на госслужбе и в самых неожиданных учреждениях и в академических институтах. В штате у нас только директор —упомянутый мною Е.Л. Жигун. Остальные— эксперты. Кто- то пишет для нас постоянно, кто-то один раз, как раис Палестинской национальной администрации Абу Мазен, книгу которого «Путь в Осло» мы перевели по просьбе МИД с арабского языка и издали в 1996 г.
— Каковы основные темы ваших публикаций?
— Современность Ближнего переднего Востока— в самом широком понимании этого региона. Экономика и политика, военные конфликты и терроризм, экология и демография, религиозная сфера— в части радикального политического ислама в масштабах всей планеты. К сожалению, мы не можем охватить всего. История, этнография, лингвистика и прочие штудии, не связанные с основным направлением нашей деятельности, нами весьма уважаемы и мы их поддерживаем как можем — но за пределами работы ИБВ. Существует огромное количество тем, которые напрямую не связаны с деятельностью института. хотя пройти мимо невозможно, потому что чрезвычайно интересно. Но это уже сфера чистой благотворительности в рамках поддержки коллег и друзей.
— У вас же довольно много собственных книг.
— Около десятка. Первой стала диссертация, которую я написал в 1999 г., — «Экономика Израиля в 90-е годы». Второй стал «Израиль в мировой политике», по которой экономистам ИСАА, занимающимся ивритом, я преподаю на третьем курсе. Туда попали те регионы и страны, с которыми Израиль сосуществует на планете, там же была расписана глобализация исламистского терроризма. Все прочее — популярная литература о том, как устроены окружающий мир и отдельно взятая Россия, еврейская диаспора и еврейское государство. Пишу по книжке примерно раз в два года. Последнюю мы наговорили с моим другом Яковом Кедми, бывшим главой Лишкат а-Кешер (израильское государственное учреждение, организующее репатриацию евреев. — При- меч. ред.), в рамках съемок девятисерийного фильма, который пока не вышел на экран. Получилась книга в диалогах.
Как, наверное, уже понятно, я никогда не стремился заниматься только отвлеченной академической деятельностью. Мне нравится заниматься практикой, и институт только ею и занимается. Люди пишут о том, что хорошо знают, и это очень ценно для конкретных ситуаций и дел. И не только о странах Ближнего и Среднего Востока, но и о том, как работают в регионе США и государства Европы, Япония и Китай, Индия и Корея... А также о том, как местные игроки действуют по всему миру—не исключая Россию. У нас подобрана замечательная команда профессионалов.
Периодически к нам приходят люди из университетов или академических институтов, которым нужно помочь издать результаты их исследований, близких нам по теме. Так было с Тюменским государственным университетом, где занимаются исламом в Зауралье. Это не наша тема— Сибирь и Дальний Восток, номы выделили на это необходимые средства, потому что это очень важно.
— Это меценатство?
— Наверное. Мы помогли немалому количеству людей, которые работают в культуре, науке, искусстве...
— Даже если напрямую к вам это не имело отношения?
— К нам имеет отношение то, что от этого жизнь становится немного лучше. Мы с друзьями занимались финансированием некоторых проектов.
В начале 2000-х гг. инициировали с археологами В.Я. Петрухиным и И.А. Аржанцевой раскопки Хазарского каганата. И до сих пор Хазарский проект действует. В Государственном историческом музее есть связанная с хазарской темой коллекция, которую я ему подарил, выкупив у частных владельцев. Как сказали музейщики, это второй по размеру дар музею после его основателя И.Е. Забелина. В РГГУ был сформирован археологический кабинет. Я позволил себе чуть-чуть пополнить фонды санкт-петербургских Эрмитажа и Российской государственной библиотеки, поддержать Иерусалимский университет... Много было и отдельных проектов.
Один из важнейших— компаративистика, сравнительно-историческое языкознание. Великий, к сожалению, покойный лингвист С. А. Старостин, член-корреспондент РАН и один из самых известных гуманитариев на планете, работавший с сотнями языков, занимался проектом «Вавилонская башня», который поддержал один из величайших физиков XX в. Марри Гелл-Манн, нобелевский лауреат, открывший кварки. Сейчас проект
продолжает сын Старостина Георгий. Московская лингвистическая школа абсолютно уникальна.
В сфере точных наук нам довелось работать с В.А. Аветисовым, руководителем лаборатории теории сложных систем Института химической физики им. Н.Н. Семенова, который курировал проект «Биопоэз» о происхождении жизни во Вселенной— при каких граничных условиях неживая материя становится живой.
— Евгений Янович, вы говорили о неминуемом развале, а сейчас рассказываете о поддержке науки. Зачем это делать, если все равно нас ждет крах?
— Ирландские монахи на руинах Римской империи писали в монастырях на своем острове рукописи на латыни и украшали их изумительными миниатюрами. В ситуации развала нужно писать книги и сохранять то, что может вот-вот исчезнуть, — насколько хватит времени, сил и средств.
Мне, например, было интересно в рамках востоковедения заполнять лакуны, которые были видны невооруженным глазом в 1990-е гг. Мы— маленькая команда, которая действует без государственных денег. Но нам удалось отстроить гораздо лучшую школу, чем на Западе.
Экономику, и не только ее, нужно изучать исходя не из мифологии, а из реальности. Каковы интересы той или другой страны в этом мире? Как вообще все это устроено? Выяснилось, что к концу советской власти у нас совершенно не изучали племена. Все народы мира должны были двигаться в сторону социализма. Какие племена, какие кланы. это все отживающее! Сегодня понятно, что это основа Африки, Ближнего и Среднего Востока. Мы занимаемся заполнением этих пустот.
В советское время у нас была масса специалистов по критике сионизма и практически не было специалистов по Израилю. А сегодня наша школа израилеведения. наверное, самая сильная в мире. Она у нас лучше, чем в самом Израиле! Есть также сильная школа живущих в Израиле
русскоязычных специалистов, которые пишут о своей стране на русском и издают у нас потрясающие книги. Сегодня эта школа сильнее американской и европейской на порядок.
Занялись палестинцами. Впервые за десятилетия разобрали, кто такие палестинцы, какие у них племена и кланы, какого этнического происхождения. какие отношения у них между собой. Первую книгу такого рода написал для нас Михаэль Чер- нин. Почти десять лет он работал над ней. выкапывая все. что можно, из арабских, турецких, персидских архивов.
— Племен, наречий, этнических групп огромное количество. Зачем всем этим нужно заниматься?
— Зачем нужна техника безопасности? Зачем на стройке пишут «Не стой под стрелой»? Зачем нужно рассказывать детям на ОБЖ, чтобы они не дышали хлором и не прыгали со стен высокого здания?! Не выжить человеку, стране, человечеству в целом, если не понимать, как устроен мир, чем живут твои соседи, кто они такие и что у них происходит.
С точки зрения профессиональной— как можно подписывать контракты стой или иной страной. вести с ней переговоры, если вы не понимаете, как она устроена? Вы должны понимать, что человек. с которым вы подписываете бумаги на десятки миллиардов долларов, завтра нарушит условия, на которых вы с ним это подписали. Не потому что он плохой — он просто так устроен. Очень часто такое происходит.
— Из нашей беседы я делаю вывод: понимание международных отношений равносильно пониманию физических законов. Не надо совать палец в розетку, если хочешь жить.
— Совершенно верно. Видишь саблезубого тигра — отойди.
— Вы сказали грустную, с моей точки зрения, фразу: «Вымрут люди — останутся крысы». Думаете, так и будет?
— Не знаю, как будет, но крысы умеют прекрасно приспосабливаться. По-моему, они главные претенденты на роль наших преемников на планете. В этом смысле интересны наблюдения за людьми. Я бы разделил людей на несколько типов. Есть наблюдатели, которые, ничего не делая, лишь смотрят, что будет. Есть бобры. Они строят хатки и плотины, им важен процесс созидания. И есть крысы. Они очень умны, изобретательны и любопытны. Но они ничего не строят. При этом механизм приспособления у них колоссальный.
— Вы, конечно, бобр?
— Да, я строю разные хатки. И не я один. Но крысы в какой-то момент могут оказаться сильнее.
— Что делать?
— Думать. Как можно больше и чаще.
Евгений Сатановский, президент независимого научного центра "Институт Ближнего Востока"
