Станет ли мир иным, когда пандемия коронавируса закончится? С распространением COVID-19 во всех странах мира мы стали жить в непривычных реалиях. Какова реакция общества на текущие обстоятельства? Будут ли изменения, которые сейчас кажутся временными, частью нашей обыденной жизни? Приведет ли эпидемия коронавируса и к позитивным последствиям тоже? И почему пандемические проблемы лишь отчасти носят медицинский характер и во многом являются проблемами социальными, экономическими и социально-психологическими? Директор Федерального социологического центра РАН, социолог, доктор философских наук, академик РАН Михаил Константинович Горшков рассказал «Научной России» о пандемии в контексте социальной диагностики.
— Какова общественная реакция в стране на ситуацию, вызванную пандемией COVID-19: эмоциональное состояние общества, ожидания, прогнозирование развития событий?
— Реакцию общества на неожиданные и, тем более, экстремальные ситуации следует оценивать и характеризовать, обладая знанием и пониманием его предшествующего состояния. А оно на рубеже, близком к тридцатилетию постсоветских трансформаций, определялось показателями сложившейся в России качественно новой социальной реальности.
Как показывают результаты наших многолетних исследований, никогда ранее российское общество не было столь дифференцированным и сегментированным, причем по всем ключевым основаниям жизнедеятельности: по уровню доходов и обладанию собственностью, по группам интересов и смысложизненным установкам, по культурным предпочтениям и психоэмоциональным состояниям, по идейно-нравственному мировоззрению и отношению к национально-историческим традициям и многим другим.
И, конечно, реакция разных социальных, профессиональных, возрастных и иных групп людей на пандемию оказалась различной: от уравновешенно-осмысленной до психоэмоционально обостренной. Но хотел бы заметить, что даже в лучшие стабильные и «подъемные» в социально-экономическом отношении годы (например, 2007 г., 2012 – 2013 гг.) в обществе всегда имелась доля населения (7-9%), которая оценивала ситуацию в стране как катастрофическую, хотя основания для такой оценки отсутствовали. Что уж говорить о днях сегодняшних. Помимо носителей «катастрофического» сознания, возросла доля лиц, испытывающих повышенную тревожность, раздражительность и даже агрессивность. Добавлю к этому, что в обычных условиях (взять хотя бы 2018 – 2019 гг.) доля людей с положительным психоэмоциональным состоянием доминирует над долей тех, кому присущи различные негативные социально-психологические проявления. В ситуации нынешней пандемии об этом говорить не приходится, тем более, когда люди вынуждены находиться в рамках самоизоляции и строгих ограничений на перемещения. Что же касается массовых социальных ожиданий, прогнозных моделей адаптации населения к новым условиям жизни и работы, то об этом можно будет говорить только после проведения специальных широкомасштабных социологических исследований.
— Какие существуют опорные позиции, которые могут помочь человеку сохранять равновесие?
— В любых ситуациях главными жизненными опорами были и остаются – семья, работа, друзья, собственные волеустремления и, конечно, обычно свойственный человеку психологический склад (от изначально оптимистического до промежуточного и пессимистического). Судя по данным наших последних исследований, многими важная роль в этом перечне отводится социально-экономической поддержке государства. Хотя надо признать, что даже в годы последнего кризиса (2014 – 2016 гг.) доля так называемых «самодостаточных» россиян увеличилась с одной трети до половины.
Многие не ждали «манны небесной», пытались дополнительными усилиями поправить пошатнувшееся положение. Если в 2013-м году, накануне кризиса, на свои садово-огородные участки выходили 10% дачников, то весной 2015 г., в разгар кризиса, уже 30%. Думаю, что этой весной будет не меньше, а то и более. Добавлю к этому, что половина работающего населения пыталась найти разовые приработки, и нередко ей это удавалось. А две трети стремились устроиться на вторую, а то и на третью работу, но реально смогли это осуществить лишь 5-6%. В нынешней ситуации приведенные цифры, по понятным причинам, могут оказаться заметно меньшими.
Но сложнее всех в контексте наличия жизненных опор придется тем, кто и ранее пребывал в состоянии социального одиночества. Накануне пандемии, по данным ФНИСЦ РАН, без надежды на любые формы социального капитала – помощь родственников и друзей, каких-либо попечительских организаций и фондов – находились не менее 10-12% взрослого населения страны. В абсолютных цифрах это довольно большое число граждан. Вот почему так ценна сегодня та забота об этих людях, которую осуществляют многочисленные отряды волонтеров.
— Чего больше всего боятся россияне в этих условиях?
— Как неоднократно показывали наши социологические замеры, в условиях повышенного риска (и пандемия, связанная с коронавирусом, как я полагаю, не исключение) россияне, в первую очередь, опасаются остаться без средств существования и лишиться здоровья. Причем опасение за состояние здоровья человек относит, прежде всего, к очень близким для него людям, а потом – уже к самому себе. Прочие фобии фактически являются вариациями на тему: какой сегмент общества граждане представляют. Но подчеркну – какую бы профессиональную, возрастную, территориальную и иную среду люди ни представляли, все их прочие опасения, так или иначе, связаны с двумя основными. В настоящее время их подпитывают вынужденные действия работодателей по сокращению персонала либо урезанию продолжительности его рабочего времени одновременно со снижением заработной платы. Свою лепту в распространенные опасения за собственное здоровье вносят и вывески на аптеках: «Масок нет».
— Снизится ли уровень тревожности в ближайшее время?
— В условиях прагматизированного и информационно-перенасыщенного массового сознания уровень тревожности сам по себе, то есть просто с течением времени, кардинально снижаться не будет. На его реальное снижение будут работать три фактора. Первый – внешний. Речь идет о пандемической статистике в мире и, прежде всего, в европейских странах и США. Второй и третий – факторы внутренние. Здесь речь идет о нарастании в России положительной динамики числа зараженных и вылечившихся от коронавируса, а также о ситуации в данном отношении в регионе проживания и среди своих близких, коллег по работе и знакомых.
— Согласны ли вы с тем, что из-за «медийной пандемии» — сообщения в СМИ вокруг инфекции — создается пространство для манипуляций общественным сознанием?
— Пространство для манипуляций массовым сознанием существует при любых, даже благоприятных, условиях. Поскольку сознание людей и есть само это пространство, имеющее, образно говоря, открытые «врата». Пропускают они все, что люди готовы сами воспринимать, а зачастую то, что они сами в первую очередь ожидают. Тут-то и выступают в качестве фильтров на входе в пространство манипуляций соотношение рационального и эмоционального в массовом сознании, уровень доверия тем или иным источникам информации, критичность или податливость на сомнительные и лживые сообщения. И любая манипуляция сознанием больших групп людей имеет свои предельные границы. Как показывают массовые опросы (и не только нашего Центра), чем дальше от центра и ближе к месту собственного проживания, тем доля населения, воспринимающего действительность позитивно, выше (в полтора, а то и в два раза).
Вывод, полагаю, понятен. Манипулировать легче на том, что лежит за пределами непосредственного видения человека, и гораздо сложнее заниматься этим в границах его реальной повседневности. Отсюда можно сделать и еще один вывод: ответственность за формирование общей атмосферы в обществе лежит, в первую очередь, на федеральных каналах СМИ и, безусловно, на социальных сетях.
— Такого рода глобальное потрясение как коронавирус объединяет людей или же, наоборот, разобщает?
— Любые глобальные потрясения и их социальные последствия, в том числе в сфере межличностных коммуникаций, следует оценивать с трех позиций: а) диалектической (когда позитивное проявление сопровождается негативным и, наоборот); б) имея в виду сложившийся ранее социально-психологический ресурс общества; в) учитывая традиции и менталитет народа.
Так вот, в условиях внезапно свалившейся пандемии в российском социуме происходит неоднозначный процесс. С одной стороны, доминируют тенденции солидарности и взаимоподдержки, проявляющиеся в том, что люди осознают важность общих усилий в противодействии распространению коронавируса и необходимость спокойно пережить период самоизоляции. А, с другой – налицо «махровый эгоизм», сочетающийся с беспечностью и халатностью в отношении своего здоровья, а главное – здоровья окружающих. Добавлю к этому хотя и не часто, но все же проявляющуюся людскую агрессию к тем, кто находится под подозрением в заболевании COVID-19.
И все же главное – то, что в российском обществе за прошедшее время, особенно в 1990-е годы, накопился значительный социально-психологический ресурс консолидации и единения в трудных ситуациях, опирающийся на вековые традиции и ментальные основания россиян, которые всегда их объединяли и мотивировали на профессиональные и чисто человеческие душевные усилия, не редко оказывавшиеся на грани возможного. Сегодня это более чем убедительно демонстрирует наше медицинское сообщество. Надо заметить, что и на международном уровне имеет место редкое сплочение ученых-медиков в разработке наиболее эффективных вакцин против коронавируса.
— Станут ли изменения, которые сейчас кажутся временными, частью нашей обычной жизни? Например, люди начнут чаще носить маски, респираторы, специальные биологические костюмы.
— Безусловно, изменения, которые вошли в нашу повседневную жизнь, быстро не исчезнут. Многие будут ощущать тревожные чувства по поводу возможной второй волны пандемии, а, значит, продолжать испытывать боязнь за здоровье свое и своих близких. Это, в свою очередь, будет сохранять на лицах людей маски и респираторы, а на медицинском персонале, работающем в инфекционных клиниках, специальные костюмы биозащиты.
Чаще или реже это будет происходить в массовом масштабе? Без мониторинговых исследований судить об этом сложно. Одно можно сказать: инстинкт самосохранения – один из самых глубоких социобиологических инстинктов человека. Поэтому надо приготовиться и к тому, что будет сохраняться стремление людей к ограничению межличностных контактов, многолюдного общения, рукопожатий и трогательных деловых поцелуев. Для условий, которые мы сегодня переживаем, это вполне естественно и объяснимо, и будет постепенно затухать вместе с затуханием самой проблемы. Важно, чтобы не нашлись какие-либо СМИ, которые не преминут воспользоваться появившимися новыми привычками людей, чтобы сделать их предметом насмешек и издевок.
— Можно ли утверждать, что сейчас идет перераспределение профессий и многим сферам труда будет сложно возродиться после эпидемии? Привыкнет ли общество к виртуализации? (больше станет удаленных вакансий и т.п.)
— Пока о перераспределении профессий в каком-либо их перечне и процентах говорить рано. Но, как и всегда, спрос будет рождать предложение. А в системе общегосударственных заказов и индивидуального спроса до возникновения нынешней ситуации ничего особо лишнего не наблюдалось. Наоборот, на ряд предметов повседневного пользования (например, медицинского назначения) спрос возрастет. Как и на производство специализированного медоборудования, в том числе в целях его резервного накопления. Восстановится, причем довольно быстро, сфера бытовых услуг. Сложнее всего, в финансово-экономическом отношении будет складываться ситуация в сфере малого и среднего бизнеса и в таких отраслях, как туризм, транспорт, жилищное строительство, где спрос может оказаться сниженным в течение длительного времени. Безусловно, огромное значение для удержания стабильной ситуации в этих отраслях экономики будут иметь направляемые государством внушительные финансовые средства.
Безработица возрастет, скорее всего, раза в два: с 5 до 10%. Но к сплошной виртуализации трудовой деятельности общество никогда не привыкнет и не перейдет. Да, количество удаленных вакансий будет расти, но это имело бы место и без пандемии, поскольку является в современном мире закономерным процессом. Пополнятся и ряды так называемого прекариата – работников с частичной или временной занятостью (по оценкам экспертов, в России их доля составляет до 40% от всех работающих людей).
— Можно надеяться, что несмотря ни на что, эпидемия коронавируса приведет и к позитивным последствиям?
— Выход из каждой, даже самой трудной и острой, ситуации связан с нахождением, выделением и желательно закреплением того позитивного, что проявило себя в этот период. В последнее время, например, активно заговорили о том, что в условиях пандемии природа Земли отдохнула от человека. И, действительно, как чисто и красиво смотрится в разных странах окрашенный естественной голубизной небесный свод над еще недавно предельно загрязненной атмосферой многих промышленных городов. Только сейчас впору всерьез задуматься, как же люди могли полноценно жить при запредельном смоге? И не является ли крайне загрязненная природная среда формой замедленной в плане распространения (а потому менее заметной человеку) смертельно опасной пандемии?
Конечно, в числе позитивных последствий окажется и повышенное внимание к организации и обеспечению системы здравоохранения в стране, к усилению качества подготовки врачей и медперсонала.
В контексте массового поведения будет усиливаться внимание населения к санитарно-гигиеническим нормам жизни, более бережному отношению к своей ближней природной среде. Как показывает отечественная история, из каждой беды наш народ умел выходить достойно, извлекая уроки на будущее. Полагаю, так будет и теперь.
— Будет ли общество больше доверять ученым и медицинским работникам? Заставит ли эпидемия коронавируса обратить повышенное внимание к биологическим проблемам человека?
— Затрагивая тему доверия общества, надо отменить, что до пандемии оно если и не было на самой высокой планке, то выглядело вполне прилично. Последние три года уровень доверия общества к РАН стабилен в рейтинге доверия государственным и общественным институтам и держится на третьем месте после доверия институтам президентства и армии. Полагаю, что кардинальных сдвигов в обществе по отношению к доверию науке не произойдет. Чего не хотелось бы ожидать по отношению к ней со стороны государственных институтов. Рискну утверждать, что, если бы госфинансирование научных исследований было у нас на уровне того, что есть в других ведущих странах, мы могли бы встретить новый коронавирус более подготовленными.
Доверие же к нашим медработникам, конечно, в обществе возрастет. И хорошо, что центральный и региональный телеэфиры регулярно демонстрируют поистине героические усилия и самоотверженность выполняющих своей врачебный долг, невзирая на опасность заражения инфекцией. В свете масштабного решения задачи по разработке необходимой вакцины усилится внимание и к биологическим проблемам человека, которые носят мультидисциплинарный характер и должны объединить представителей всех базовых наук о человеке.
Есть и еще одна сторона вопроса о науке в современных условиях. Нынешняя ситуация предельно четко высветила всю пагубность остаточного принципа, возобладавшего в последние пять лет при определении объемов финансирования социальной и гуманитарной науки. А ведь те же пандемические проблемы лишь отчасти носят медицинский характер и во многом являются, в особенности по своим последствиям, проблемами социальными, экономическими и социально-психологическими. Хорошо, что ученые ФНИСЦ РАН при поддержке Российского научного фонда смогли провести ранее фактически экспериментальную серию мониторинговых исследований российского социума в кризисных условиях повседневности. И в этом интервью многие выводы делались мною на основе данных этих исследований. Мы предлагали продолжить фундаментальные и прикладные исследования массового сознания и поведенческих практик россиян в критических условиях на основе целевого госзаказа, однако, не были услышаны. Надеюсь, сложившуюся ситуацию, хотя бы отчасти, сможет выправить, о чем сообщил на днях Президент РАН А.М. Сергеев, выполнение поручения Правительства РФ о создании Научного центра социологии и психологии чрезвычайных ситуаций и катастроф.
— Правда ли, что мир, который мы знали, перестал существовать? Какие изменения грядут в обществе после пандемии? Какие главные проблемы ждут общество? Как общество будет восстанавливаться после эпидемии?
— Утверждение, ставшее неожиданно популярным, о том, что мир, в котором мы жили, перестал существовать, и что теперь мы будем делить нашу жизнь на «до и после», я отношу не более чем к жанру социального мифотворчества, затуманивающего мозги людей не меньше, чем иные фейки. Я понимаю, когда выжившие блокадники Ленинграда, делили свою жизнь на «до и после», признаю, что также могли рассуждать державшие длительную оборону Сталинграда и Севастополя. Готов присоединиться к тем, кто после первых ядерных взрывов над Хиросимой и Нагасаки имел право утверждать, что мир, который они до этого знали, перестал существовать. Действительно, после этого для всех людей на планете возникла новая реальность жизни.
А что, по большому счету, произошло в наши дни? Да, стал распространяться доселе неизвестный и опасный по своим последствиям вирус. Однако, по статистике летальных случаев, другие вирусы уносят еще больше человеческих жизней. Конечно, требуется повышенная мобилизация для борьбы с COVID-19. Да, она необходима в силу его быстрого контактного распространения. Такая мобилизация, действительно, ограничивает нашу привычную активность, к тому же временно ограничивает и вынуждает к осторожности в межличностных контактах. Но причем же здесь, выражаясь философским языком, «перерыв постепенности» мирового развития, деление через пропасть всей нашей жизни на «до и после».
Авторы подобного мифотворчества не учитывают действительно важных закономерностей повседневной жизни людей. Сознание человека, как и больших социальных групп, по природе своей консервативно и меняется не так динамично, как происходят изменения в бытии, да и не сразу вслед за ними. Сложившиеся ранее установки и стереотипы, привычки и наклонности людей очень живучи. А что уж говорить об устойчивости их потребностей и интересов – реальных двигателях нашей жизни? Поэтому, конечно, российская повседневность будет трансформироваться в своих отдельных проявлениях общего и особенного, и в первую очередь (возвращаясь к началу нашей беседы) согласуясь с характерными чертами новой постсоветской реальности, которая привела к новым образцам и стандартам жизни. В конечном счете, возвратится, останется и возникнет вновь все то, что будет востребовано самими людьми и в чем-то изменившимися условиями их повседневной жизнедеятельности.
